— Я уже добрых семнадцать лет не поднимался на сторожевую башню, — заметил Ван-Трикасс.
— А я, кажется, ни разу не поднимался, — ответил советник Никлосс, — и жалею об этом: отсюда такой замечательный вид! Посмотрите, друг мой, как красиво извивается между деревьями Ваар!
— А там вдалеке горы Святой Германдад! Как они живописны! Взгляните на эти рощи, как чудесно они обрамляют равнину. Во всем этом чувствуется рука природы. Ах, природа, природа, Никлосс! Может ли человек соперничать с нею?
— Это прямо восхитительно, мой добрый Друг, — отвечал советник. — Посмотрите, там, на зеленых лугах, пасутся быки, коровы, овцы…
— А вот и земледельцы направляются на поля! Совсем как аркадские пастухи! Не хватает только волынки!
— А над этой цветущей равниной чудесное синее небо, без единого облачка! Ах, Никлосс, здесь можно стать поэтом! Знаете, я, право, удивляюсь, как это святой Симеон Столпник не сделался величайшим поэтом в мире.
— Может быть, его столп был недостаточно высок, — заметил советник, кротко улыбаясь.
В этот момент начался кикандонский перезвон. Нежная мелодия колоколов далеко разносилась в прозрачном воздухе.
Друзья пришли в умиление.
— Скажите, друг Никлосс, — задумчиво спросил бургомистр своим невозмутимым голосом, — зачем это мы поднялись на башню?
— В самом деле зачем? — повторил советник. — Мы с вами унеслись в мир мечтаний.
— Зачем мы пришли сюда? — повторил бургомистр.
— Мы пришли, — ответил Никлосс, — подышать чистым воздухом, который не отравлен земными страстями.
— Ну что ж, спустимся вниз, друг Никлосс?
— Спустимся, друг Ван-Трикасс.
Друзья бросили последний взгляд на роскошную панораму, расстилавшуюся перед ними; потом бургомистр, идя впереди, начал спускаться медленным, мерным шагом. Советник следовал за ним на некотором расстоянии. Они дошли до площадки, где отдыхали при восхождении, и стали спускаться дальше.
Через минуту Ван-Трикасс попросил Никлосса умерить шаг; он-де чувствует его у себя за спиной и ему это неприятно.
Очевидно, это было очень неприятно, так как, пройдя еще двадцать ступенек, он приказал советнику остановиться и дать ему пройти немного вперед.
Советник отвечал, что вовсе не намерен стоять на одной ноге ради удовольствия бургомистра, и продолжал продвигаться.
Ван-Трикасс огрызнулся на него.
Советник ядовито намекнул на возраст бургомистра и поздравил его с предстоящим ему в недалеком будущем вторым браком, к которому его обязывают семейные традиции.
Бургомистр буркнул, что это ему даром не пройдет.
Никлосс ответил, что во всяком случае он выйдет первым; и вот на узкой лестнице в глубоком мраке завязалась перебранка.
Они перебрасывались оскорблениями, только и слышалось: «Скотина, неуч!»
— Посмотрим, глупая тварь, — кричал бургомистр, — посмотрим, какую рожу вы скорчите, когда вас погонят на войну!
— Уж конечно, я пойду впереди вас, жалкий дурак! — отвечал Никлосс.
Тут раздались пронзительные крики и шум падающих тел…
Что приключилось? Чем была вызвана такая быстрая смена настроений? Почему эти люди, кроткие, как овечки, на вершине башни, превратились в тигров, спустившись на двести футов?
Услышав шум, башенный сторож отворил нижнюю дверь и увидел, что противники, все в синяках, выпучив глаза, вырывают друг у друга волосы, — к счастью, из париков!
— Я требую удовлетворения! — кричал бургомистр, поднося кулак к носу противника.
— Когда угодно! — прорычал советник Никлосс, яростно топая ногой.
Сторож, находившийся также в крайнем возбуждении, ничуть не удивился этому вызову. Его так и подмывало ввязаться в ссору, но он сдержался и пошел трубить по всему кварталу, что между бургомистром Ван-Трикассом и советником Никлоссом в скором времени состоится дуэль.
| 
