— Что?..
— А моя мама… это не вы?..
— Кто? Я?.. Твоя мама?..
— Ведь вы же называете меня своим ребенком!
— Это всегда говорят так с детьми твоего возраста, мой херувимчик!.. Бедняжка, он вообразил… Нет, я не твоя мама!.. Если бы ты был моим сыном, я бы тебя никогда не бросила… Нет, нет!
И мисс Анна снова расцеловала Малыша, который ушел от нее совсем грустный.
Бедный ребенок! Кому бы он ни принадлежал, богатым ли родителям или несчастным беднякам, он одинаково рискует никогда не увидеть их, как это и бывает обыкновенно со всеми детьми, найденными на улице!
Беря на попечение ребенка, мисс Уестон мало думала о принимаемых ее на себя обязанностях относительно его будущего. И то, что ему надо дать образование, сделать из него человека, пока не заботило ее, так как он был еще слишком мал: ведь ему было только пять с половиной лет. Но в чем она была твердо уверена, так это в том, что она его никогда не покинет. Конечно, он не может всегда ездить вместе с ней из города в город, из одного театра в другой, в особенности когда она направится за границу. Тогда она поместит его в пансион… в очень хороший пансион! Но покинуть — никогда!
И она сказала однажды Элизе:
— Он все делается милее, не правда ли? И какой у пего прелестный нрав! Его любовь вознаграждает меня за все, что я для него делаю!.. И какой он любознательный! По-моему, он гораздо умнее своих лет!.. Но как он мог вообразить себе, что я его мать!.. Бедный малютка… Как будто его мать могла быть такой, как я! Наверно, она была женщина серьезная… степенная… А все же, Элиза, нам следует с тобой подумать…
— О чем, сударыня? — Да что из него сделать?
— Что сделать… теперь?..
— Нет, не сейчас… Он пусть себе растет, как деревцо!.. А вот впоследствии, когда ему будет лет семь или восемь?.. Кажется, в эти годы детей посылают в школу ?
Элиза собиралась ответить, что мальчишке уже нечего привыкать к пансионской жизни после того, как он побывал в Ragged school. Его следует отправить в более подходящее заведение, но мисс Анна не дала ей высказаться:
— Как ты думаешь, Элиза?..
— О чем, сударыня?
— Будет ли наш херувим любить театр?
— Он-то?..
— Да ты присмотрись к нему!.. Он будет, кажется, красив… У него чудные глаза… благородная осанка… О, уж теперь заметно, что он будет восхитительным первым любовником.
— Та-та-та! Вот вы и поехали!..
— Я научу его играть па сцене… Ученик мисс Анны Уестон! Как это хорошо будет звучать.
— Через пятнадцать лет.
— Так что ж, пусть и через пятнадцать лет! А все же он будет тогда прелестным молодым человеком, и все женщины…
— …будут вам завидовать! — договорила Элиза. — Знаем мы это! А по-моему, так вот что, сударыня.
— Что, Элиза?
— Этот ребенок никогда не согласится быть актером.
— Почему?
— Потому что он слишком серьезен для этого.
— Ты, пожалуй, права! — согласилась мисс Уестон. — Впрочем, увидим потом.
— Времени на это еще много, сударыня! Действительно, времени оставалось еще много, и если бы, вопреки мнению Элизы, Малыш оказался способным играть на сцене, то все должно было кончиться к общему благополучию.
Пока же мисс Уестон явилась удивительная мысль, мысль, только и могущая зародиться в такой голове, как у нее, а именно — она решила, что Малыш должен в ближайшем времени выступить на лимерикской сцене.
| 
