— А если попадешь даже в тюрьму, так что ж из этого? Там не хуже, чем здесь, даже лучше. Дают хлеба и картофельного супа, которыми наедаешься досыта.
— Я не хочу… не хочу! — повторял ребенок, отбиваясь от негодяев, швырявших его как мячик.
Грип, вошедший в это время в комнату, поспешил вырвать его из рук расходившихся мальчишек.
— Оставите вы его в покое?! — закричал он, сжимая кулаки.
На этот раз он действительно рассердился.
— Знаешь, — сказал он Каркеру, — я тебя нечасто бью, по уж если примусь, тогда…
Оставив свою жертву в покое, они проводили Малыша взглядами, которые ясно выражали, что за него снова примутся, как только Грипа не будет. А заодно при случае разделаются с ними обоими!
— Ты, наверно, Каркер, будешь сожжен! — проговорил Малыш не без соболезнования.
— Сожжен?..
— Да… в аду… если ты не перестанешь быть злым! Эти слова возбуждали насмешки шалунов. Но что вы хотите? Мысль о сожжении Каркера преследовала Малыша.
Все же теперь можно было опасаться, что заступничество Грипа не принесет ему счастья. Каркер и его приятели дали слово отомстить и Малышу, и его покровителю.
Собираясь в закоулках, самые отъявленные негодяи Ragged school совещались о чем-то, не предвещавшем ничего хорошего. Зато Грин усердно следил за Малышом, стараясь не покидать его надолго. Ночью он брал его к себе на чердак. Там, в этом жалком холодном помещении, Малыш был все же огражден от дурного обращения.
Однажды Грип пошел с ним на берег Солтхилля, где они иногда купались. Грип, умевший плавать, учил Малыша. Ах, с каким наслаждением он окунался в прозрачную воду: ведь по ней там, вдали, плавали красивые корабли, белые паруса которых исчезали постепенно за горизонтом!
Оба барахтались среди волн, с шумом ударявшихся о берег. Грип, держа ребенка за плечи, управлял его движениями.
Вдруг с берега раздались громкие крики, и появилась ватага оборванцев Ragged school.
Их было человек двенадцать, самых отчаянных, с Каркером во главе.
Они кричали и безумствовали, преследуя чайку с раненым крылом, старавшуюся спастись от них. Может быть, ей это удалось бы, если бы Каркер не бросил в нее камень, который и задел птицу.
Малыш так вскрикнул, словно удар пришелся по нему.
— Бедная чайка… бедная чайка! — повторял он. Страшная злоба охватила Грипа, и он, вероятно, расправился бы с Каркером, если бы не Малыш, бросившийся вдруг на берег:
— Каркер, умоляю тебя, оставь чайку!
Но никто его не слушал. Все смеялись. И пустились преследовать чайку, которая, переваливаясь с ноги на ногу, старалась укрыться за скалой.
Напрасные старания!
— Подлые… подлые!.. — кричал Малыш. Каркер схватил чайку за крыло и, взмахнув ею, подбросил кверху. Она упала на песок. Ее подхватил другой и бросил на камни!
— Грип… Грип, — молил Малыш, — спаси ее!..
Но было уже поздно. Каркер в эту минуту раздавил каблуком голову птицы.
Снова раздался, общий смех, подхваченный восторженными криками «ура»!
Малыш был вне себя. Его охватила бешеная злость; не владея более собой, он схватил камень и бросил им в Каркера, попав ему прямо в грудь.
— А! Постой же, ты за это поплатишься! — закричал тот.
И прежде, чем Грпп опомнился, Каркер схватил ребенка и потащил по берегу, награждая пинками. Затем, пользуясь тем, что его товарищи удерживали Грипа, он погрузил в воду голову Малыша, который рисковал захлебнуться. Высвободившись наконец из рук хулиганов, Грин кинулся к Каркеру, который при виде его поспешно убежал.
Волны увлекли бы с собой Малыша, если бы Грин не поспешил к нему на помощь и не вытащил его, почти потерявшего сознание, на берег.
После усердных растираний ему удалось наконец поставить Малыша на ноги.
— Идем, идем! — сказал он.
Но Малыш направился к скалам. Увидав раздавленную чайку, встал перед нею на колени и, вырыв яму в песке, похоронил птицу.
Не был ли он сам лишь бедной, покинутой птицей… подобно этой несчастной чайке!
| 
