В один прекрасный день братья Мельвиль с племянницей и обоими молодыми людьми вышли из дома сразу после завтрака. На дворе была прекрасная погода: солнечные лучи то и дело прорезывали облака и озаряли ярким светом то развалины, разбросанные по острову во всех направлениях, то скалы, громоздящиеся друг на друга в живописном беспорядке, то жалкие хижинки, приютившиеся на берегу моря. Океан был совершенно спокоен, и по поверхности его изредка лишь пробегала легкая рябь от ласкового дуновения ветерка. Накануне пароход высадил на берег Айоны несколько туристов, но в этот день их не было видно нигде, так что Мельвили могли чувствовать себя хозяевами этого живописного уголка и спокойно осматривать его достопримечательности.
Все были очень веселы; братья Сэм и Сиб были в таком радостном расположении духа, что это настроение невольно передалось и другим членам маленького общества. Дорогой все болтали, шутили, смеялись и весело переходили от одной развалины к другой, стараясь представить себе, что именно могло представлять то или другое здание в давно прошедшее время. Таким образом они дошли до холма Мак-Мана, замечательного тем, что на нем возвышается красивый, из красного гранита, крест — единственный из трехсот, который нисколько не повредило всесокрушающее время. Оливеру Синклеру пришла мысль срисовать этот крест; сев на выступ одной стены, шагах в пятидесяти от холма, он принялся за работу; мисс Кампбель и братья Мельвиль встали возле него. Но не прошло и нескольких минут, как они увидели, что какой-то человек, поднявшись на холм, подходит к кресту.
— Что это? — воскликнул Оливер Синклер. Зачем пришел сюда этот незваный гость? Если бы еще он был одет монахом, то он не испортил бы моего эскиза; я бы нарисовал его стоящим у подножия креста.
— Это, вероятно, какой-нибудь турист; он, без сомнения, помешает вам, — заметила Оливеру Синклеру мисс Кампбель.
— Да уж это не Аристобюлюс ли Урсиклос? Он, может быть, опередил нас, — сказал Сэм.
— Он и есть! — добавил Сиб.
Действительно, это был Аристобюлюс Урсиклос. Взобравшись на холм, он стал откалывать молоточком кусочек гранита, из которого был сооружен крест. Возмущенная этой бесцеремонностью, мисс Кампбель тотчас же пошла к нему.
— Что вы делаете здесь, сэр? — спросила она Аристобюлюса Урсиклоса.
— Вы видите, мисс Кампбель, я стараюсь отколоть кусочек гранита, — ответил ученый.
— Зачем это? Я полагаю, что времена иконоборства давно отошли в предание.
— Я не иконоборец, а геолог, — сказал Аристобюлюс Урсиклос, — а потому мне небезынтересно знать породу этого камня.
Ученый изо всех сил ударил молотком по памятнику и отколол от него порядочный кусочек. Подняв осколок с земли, он стал рассматривать его в лупу.
— Я так и думал, — сказал он, — это — красный гранит, очень плотный; его, вероятно, вывезли с острова Монахинь, откуда в двенадцатом веке обыкновенно вывозили камень для построек храмов и соборов.
Тут молодой ученый, воспользовавшись удобным случаем, прочел длиннейшую лекцию по археологии, которую терпеливо выслушали подошедшие братья Мельвиль. Что касается мисс Кампбель, то она возвратилась к Оливеру Синклеру.
Когда рисунок художника был окончен, все общество пошло осматривать собор; величественное здание состояло из двух церквей, от которых остались невредимыми лишь стены и столбы, прочные как скала. Проходя по каменным, местами поросшим мхом плитам пола здания, туристы могли видеть одновременно архитектуры двух эпох. В этих церквях сохранились могильные плиты и памятники в виде гробовых крышек и даже статуи; последние были помещены у входа и точно просили у проходящих милостыни.
От здания монастыря почти ничего не сохранилось, несмотря на то, что оно пережило реформацию. После осмотра развалин наши туристы пошли к часовне, сохранившейся почти в целости, если не считать крыши, разрушенной временем. В западном углу часовни стоял памятник аббатисе, жившей несколько лет в этом монастыре; памятник был из черного мрамора и на нем скульптурное изображение монахини; по бокам два ангела, а над ее головой видно было изображение Божьей Матери, держащей на руках младенца Иисуса Христа.
Отсюда мисс Кампбель и ее спутник прошли на местное кладбище, представляющее небольшую площадку со множеством надгробных плит. На этом кладбище погребены сорок восемь шотландских королей, между которыми находится и король Дункан, всему миру известный благодаря трагедии Шекспира «Макбет»; восемь гебридских вице-королей, четыре вице-короля Ирландии и один король Французский, имя которого затерялось в глубокой древности; площадка эта окружена железной решеткой.
Сколько воспоминаний связано с этим кладбищем! И не к нему ли относятся те вдохновенные строки Оссиана, где говорится о древних исторических памятниках: «Чужестранец! Ты стоишь на земле, в недрах которой покоятся герои. Воспой же славу этим великим мертвецам, и воздушные тени их соберутся вокруг тебя».
Мисс Кампбель и ее спутники молча и задумчиво смотрели на это кладбище, и в их воображении встали как живые эти потомки лорда — владельца островов Ангуса Ога, собрата по оружию Роберта Брюса, героя, сражавшегося за независимость отчизны.
— Я с удовольствием пришла бы сюда еще раз вечером, — сказала мисс Кампбель, — мне кажется, что в это время можно без особого труда вызвать в памяти воспоминания, связанные с кладбищем; я увижу, как понесут тело несчастного Дункана, я услышу речь, которую будут говорить перед тем, как опустить его в землю, освященную его предками. Ночь — самое подходящее время для того, чтобы вызывать привидения или духов, охраняющих это кладбище королей. Не так ли я говорю, мистер Синклер?
— Как, мисс Кампбель, возможно ли?! Вы верите в привидения?! — воскликнул Аристобюлюс Урсиклос.
— Разумеется, я верю в них, как это и подобает истинной шотландке, — ответила мисс Кампбель.
— Но ведь вы же должны знать, что привидения существуют только в воображении, а также и то, что в мире ничего нет сверхъестественного. Ну кто когда видел духов? Да и видеть их нельзя. — Вот в этом-то вы и ошибаетесь, и мне жаль вас, что вы их не видели, — сказала на это мисс Кампбель, не желавшая уступить Аристобюлюсу Урсиклосу. — Горцы видят очень часто духов и привидения; они скользят по неприступным скалам, порхают над поверхностью озер, резвятся в гебридских водах, играют среди снежных бурь нашей зимы; наконец, «зеленый луч», который я желаю видеть, почему бы ему не быть, например, шарфом какой-нибудь валькирии, бахрома которого ниспадает на горизонте до самой воды океана?
— Вот уж в чем вы ошибаетесь так ошибаетесь! — воскликнул Аристобюлюс Урсиклос. — Я сейчас скажу вам, что такое ваш «зеленый луч».
— Не надо, не надо!.. Пожалуйста, не говорите! — воскликнула мисс Кампбель. — Я не желаю этого знать!
— Нет, вы это узнаете, мисс Кампбель! Этот луч, который солнце бросает в последний момент заката, потому только и бывает зеленым, что принимает зеленый цвет, проходя через тонкий слой воды…
— Замолчите, мистер Урсиклос! Я не хочу вас слушать.
— Этот луч потому не кажется красным, как диск только что скрывшегося солнца, несмотря на впечатление, сохранившееся в глазах, что зеленый цвет — дополнительный цвет красного.
— Ах, сэр, ваши объяснения законов физики…
— Мои пояснения, мисс Кампбелъ, совершенно соответствуют законам физики, — возразил Аристобюлюс Урсиклос, — и я даже думаю напечатать статью на эту тему.
— Пойдемте, дяди! — воскликнула мисс Кампбель вне себя. — Мистер Урсиклос своими объяснениями кончит тем, что испортит мне совершенно мой «зеленый луч».
— Мистер Урсиклос, — вмешался в разговор Оливер Синклер, — я не сомневаюсь, что статья о «зеленом луче» будет интересна, но позвольте мне предложить вам еще более интересную тему!..
— Какую же именно? — спросил Аристобюлюс Урсиклос Оливера Синклера.
— Вы, без сомнения, уже знаете, что некоторые ученые долго работали над животрепещущим вопросом: какое имеют влияние рыбьи хвосты на движение моря?
— И что же?
— Есть еще тема неразработанная; ее-то я и хочу рекомендовать вам как ученому: влияние духовых инструментов на образование бурь. |
