Мира пропала! Когда в доме раздался этот крик, то его значение было даже как будто не сразу понятно. Как — пропала? Не может быть. Куда она могла пропасть? Это было невероятно. За полчаса перед тем Марк и госпожа Родерих находились в спальне Миры, и она преспокойно лежала на постели, уже одетая по-дорожному. Дышала она очень ровно и как будто дремала. Марк только что покормил ее и сам пошел вниз обедать. После обеда доктор и он отправились наверх, чтобы взять Миру и перенести в карету. На постели ее не оказалось. В комнате не было никого. — Мира! — закричал Марк, бросаясь к дому и хватаясь за раму. Но окно было заперто. Если Миру похитили, то не через окно. Прибежала госпожа Родерих, прибежал капитан Гаралан. По всему дому только и было слышно: — Мира!.. Мира!.. Она не откликалась. Это было понятно, она не могла откликнуться, этого от нее никто и не ждал. Но куда же она скрылась из комнаты? Как она могла незаметно встать с кровати, перейти через комнату матери и сойти вниз? Я в это время укладывал в карету разные мелкие вещи. Услышав крик, я вбежал в дом. Доктор и мой брат бегали взад и вперед и кричали как сумасшедшие. — Что такое с Мирой? — спросил я Марка. — Что вы кричите? Доктор с трудом ответил мне: — Мира… пропала!.. Госпоже Родерих сделалось дурно, пришлось уложить ее в постель. Капитан Гаралан подбежал ко мне с искаженным лицом и дикими глазами и закричал: — Это опять он! Я принялся размышлять. Мнение капитана Гаралана казалось мне не особенно основательным. Что Вильгельм Шториц мог пробраться в дом, это было вполне допустимо. Он мог воспользоваться некоторой суматохой, поднявшейся перед отъездом, и проскользнуть через дверь благодаря своей невидимости. Но тогда, стало быть, он или его лакей все время наблюдали за домом и подстерегали удобный момент? Пробраться в дом, допустим, он мог, но как он мог устроить похищение Миры? Я все время не отходил от тех дверей галереи, возле которых стояла карета. Я бы непременно должен был увидеть Миру. Шториц — невидимка, я не мог его видеть. Но как же Мира? Я сошел в галерею и позвал лакея. Ворота из сада на бульвар Текели заперли за замок, я вынул ключ и спрятал в карман. Осмотрели весь дом, все подвалы, все погреба, башню, террасу. Обыскали сад. Никого не нашли. Я вернулся к Марку. Бедняжка плакал навзрыд горькими слезами. Я находил, что нужно сейчас же дать знать начальнику полиции. — Пойдемте со мной, — предложил я капитану Гаралану, — я сейчас иду в ратушу. Карета все еще стояла у подъезда. Мы сели в нее и помчались на площадь Курца. Штепарк сидел у себя в кабинете. Я изложил ему дело. Хоть он и привык ничему не удивляться, но наше известие его поразило. — Мадемуазель Родерих пропала! — вскричал он. — Да, и при каких странных обстоятельствах, — отвечал я. — Сама ли она убежала, похитил ли ее кто-нибудь, но только ее нет. Это факт. — Тут опять не обошлось без Шторица, пробормотал Штепарк. Значит, начальник полиции полагал то же самое, что и капитан Гаралан. Подумав немного, он прибавил: — По всей вероятности, это и есть та самая «штука», которую он похвалялся сделать, когда беседовал со своим лакеем. Вы помните? |