— И ты уверен, что нам можно будет жить открыто, что нас никто не знает в… К нашей досаде, мы не расслышали название того города, где собирался жить Шториц, потому что беседующие в это время удалились от нас. Но мы теперь знали, что наш враг собирается принять в скором времени обычный вид. Очевидно, поддерживать себя постоянно в невидимом состоянии было для него почему-нибудь неудобно, а быть может, и вредно для здоровья. Голоса снова приблизились к нам. Герман говорил, доканчивая ранее начатую фразу: — …рачская полиция под этими именами нас ни за что не откроет. Рачская полиция? Значит, они собираются жить в каком-нибудь венгерском городе? Потом собеседники опять отошли от нас. Штепарк воспользовался этим и сказал мне: — Какой город? И какие фамилии? Необходимо будет узнать. Я не успел ответить. Беседующие опять приблизились и остановились совсем рядом. — Неужели так необходима эта поездка в Шпремберг? — спрашивал Герман. — Абсолютно необходима. Там мои деньги, и мне нужно будет их взять. Но ведь это я только здесь не могу показаться безнаказанно, а там ничего… — Вы хотите непременно принять обычный вид? — А как же иначе? Никто, я полагаю, денег не выдаст получателю, если не увидит его перед собой. Как я предвидел, так и выходило. Шториц очутился в таком положении, когда быть невидимкой неудобно. Ему понадобились деньги, и вот он принужден отказаться от своей тайной силы. Он продолжал: — Хуже всего то, что я не знаю, как это сделать. Эти дураки разорили мою лабораторию, а у меня нет ни одного пузырька номер «два». Хороню, что они не добрались до тайника в саду. Но он завален обломками, и мне будет нужна твоя помощь, чтобы их разбросать. — Я всегда к вашим услугам, — сказал Герман. — Приходи туда послезавтра в десять часов. Нас все равно никто не увидит, а нам самим днем виднее. — Почему вы не хотите завтра? — Потому что завтра у меня другое дело. Я такую штуку затеял, что кое-кому от нее солоно придется. Собеседники прошли дальше. Когда они опять вернулись, Шториц говорил: — Нет, я не уеду из Рача до тех пор, пока не утолю своей ненависти к этой семье, покуда Мира и этот французишка… Он не договорил: его душила злоба. Он стал рычать как зверь. В эту минуту он проходил мимо нас. Стоило только протянуть руку, чтобы его схватить. Но наше внимание привлекли слова Германа: — В Раче все уже знают, что вы умеете делаться невидимкой, только не знают, каким способом. — И никогда не узнают, — отвечал Шториц. — С Рачем я еще не покончил своих счетов. Они сожгли мой дом и думают, что сожгли и все мои тайны. Дураки! Нет, Рач не избегнет моей мести, я в нем не оставлю камня на камне… Только он это сказал, как ветви деревьев в темноте быстро раздвинулись. Господин Штепарк бросился в сторону голосов и крикнул мне: — Одного я держу, Видаль! Хватайте другого! Его руки схватили вполне осязаемое, хотя и невидимое тело. Но его оттолкнули с такой силой, что он непременно упал бы, если бы я его не поддержал. Я ожидал теперь нападения на нас самих при неблагоприятных для нас условиях, потому что мы не могли видеть своих противников. Но мы услышали только иронический смех где-то слева и удаляющиеся шаги. — Сорвалось! — воскликнул Штепарк. — Но мы по крайней мере знаем теперь, что их можно схватить, хотя они и невидимки. — Да, это так. Но, к сожалению, они от нас вырвались, и мы не знаем, где они живут. | 
