Через пять минут Сергей Ладко и Карл Драгош очутились около домов. В Рущуке в ту пору, несмотря на его торговое значение, не существовало уличного освещения, и при всем желании трудно было составить понятие о городе, беспорядочно разбросанном по берегу Дуная. Близ пристани теснились ветхие сараи, служившие складами или кабачками. По правде говоря, Ладко и Драгош на все это не обращали внимания. Первый шел быстрым шагом, смотря прямо перед собой, как будто его привлекала цель, сверкающая во тьме. А второй старался не отставать от лоцмана, и потому не сразу заметил двух людей, вышедших из улочки, мимо которой он проходил. Когда эти двое оказались на дороге, ведущей к реке, они разделились. Один пошел направо, вниз по реке. — До свиданья, — сказал он по-болгарски. — До свиданья, — отвечал другой и, повернув налево, двинулся в сторону Карла Драгоша. При звуке этого голоса сыщик задрожал. Секунду он колебался, невольно замедлив шаг, потом, перестав следовать за лоцманом, круто остановился и повернулся. Вся совокупность природных и благоприобретенных способностей необходима сыщику, питающему честолюбивую мечту не застыть на нижних ступеньках служебной лестницы. Но наиболее драгоценны из многих качеств, которыми он должен владеть, превосходная зрительная и слуховая память. Карл Драгош владел этими преимуществами в высокой степени. Его слуховые и зрительные нервы представляли собой настоящие регистрирующие аппараты, и своих зрительных и слуховых ощущений сыщик никогда не забывал. Через месяцы и годы он узнавал с первого взгляда едва рассмотренное лицо и голос, который когда-то прозвучал в его ушах. Это был как раз один из тех голосов, которые Драгош слышал, и не так давно, чтобы ошибиться. Этот голос донесся до его слуха на поляне, у подножия горы Пилиш, и он будет той путеводной нитью, которую сыщик так долго искал. Какими бы ни казались изобретательными умозаключения, относившиеся к компаньону по путешествию, это все-таки были только гипотезы. Напротив, голос принес ему, наконец, уверенность. Колебаться между вероятностью и уверенностью было невозможно, и вот почему сыщик оставил Ладко и устремился за новой добычей. — Добрый вечер, Титча, — сказал по-немецки Карл Драгош, когда человек приблизился к нему. Тот остановился, стараясь рассмотреть его в темноте. — Кто это? — спросил он. — Я, — отвечал Драгош. — Да кто вы? — Макс Рейнольд. — Не знаю такого. — Но я вас знаю, раз назвал по имени. — Это верно, — согласился Титча. — Видно, у вас хорошие глаза, приятель? — Они, в самом деле, превосходны! Разговор на мгновение прервался. — Чего вы от меня хотите? — спросил Титча. — Говорить с вами, — объявил Драгош. — С вами или с другим. Я только для этого в Рущуке. — Значит, вы нездешний? — Нет, я приехал сегодня. — Хорошенькое время выбрали, — насмешливо заметил Титча, очевидно, намекая на анархию, царившую в Болгарии. Драгош, сделав равнодушный жест, добавил: — Я из Грона. Титча молчал. — Вы не знаете Грона? — настаивал Драгош. — Нет. — Это удивительно, ведь вы были так близко от него. — Близко? — повторил Титча. — Откуда вы взяли, что я был близко от Грона? — Черт возьми! — смеясь воскликнул Карл Драгош. — Да ведь она недалеко оттуда, вилла Хагенау. |