Льдина! Всего лишь льдина треугольной формы с основанием в сто и самой длинной стороной в сто пятьдесят футов! И на ней — двадцать один человек, сотня пушных зверей, несколько собак да исполинский медведь, который в это время сидел на задних лапах на самом краешке льдины!
Да! Все потерпевшие кораблекрушение были налицо! Пучина пока еще не поглотила ни одного человека. Островок раскололся в ту минуту, когда все люди находились в жилище. Судьба и на этот раз спасла их, видимо желая, чтобы они погибли все вместе.
Какое ужасное положение! Никто не произнес ни слова! Никто не шевельнулся! Быть может, малейшего движения, самого легкого толчка было достаточно, чтобы льдина подломилась?
К нескольким ломтикам сушеного мяса, которые раздала миссис Джолиф, никто не прикоснулся. Для чего?
Почти все несчастные путешественники провели ночь на открытом воздухе. Они предпочитали пойти ко дну, так сказать, на свободе, а не в тесном помещении из досок.
На следующий день, 5 июня, сверкающее солнце осветило группу отчаявшихся людей. Они почти не разговаривали между собой. Они как будто избегали друг друга. Некоторые тревожным взором обводили безбрежные просторы, со всех сторон окружавшие злосчастную льдину.
Море было совершенно пустынно. Ни паруса, ни плавучих льдов, ни островка! Их льдина была, без сомнения, последней, которая еще бороздила воды Берингова моря!
Температура все время поднималась. Ветра не было. Грозное спокойствие царило в воздухе. Волны легонько качали этот последний обломок земли и льда, еще сохранившийся от острова Виктории. Он поднимался и опускался, не двигаясь вперед, точно обломок кораблекрушения. Да он и в самом деле был таковым!
Но когда судно терпит крушение, остается какая-то часть корпуса, хотя бы кусок мачты, сломанный марс, несколько досок, — и все это держится на волнах, плывет, не может потонуть! Между тем льдина — всего лишь замерзшая вода, которую лучи солнца рано или поздно растопят!..
Уцелевшая льдина составляла когда-то часть острова, достигавшую наибольшей толщины; и этим объясняется, почему она дольше сохранилась. Слой земли и растительный покров защищали ее, точно шапка, и вполне возможно, что толщина ее ледяной основы была еще довольно значительна. Должно быть, длительные морозы Ледовитого океана «напитали ее льдом» в те далекие времена, когда мыс Батерст веками представлял собою самый северный мыс американского материка.
Теперь льдина еще возвышалась в среднем на пять-шесть футов над уровнем моря. Из этого можно было заключить, что ее подводная часть была примерно такой же толщины. Но если в этих спокойных водах ей и не грозила опасность расколоться, то она должна была постепенно растаять и превратиться в воду. Это было легко установить, наблюдая за краями льдины, которые под действием волн, лизавших их своими длинными языками, заметно уменьшались, и участки земли, покрытые зеленеющей растительностью, один за другим навсегда скрывались в море.
В тот же день в час пополудни откололась та часть льдины, где находилось жилище, стоявшее теперь у самой воды. По счастью, в жилье никого не было, но спасти от него удалось только несколько досок да две-три кровельных балки. Почти все инструменты и астрономические приборы погибли! Обитатели маленькой колонии спешно перебрались в самую возвышенную часть островка, где их уже ничто не защищало от непогоды.
Сюда перенесли оставшиеся инструменты, насосы и резервуар для воздуха, в который по приказанию Джаспера Гобсона собрали во время ливня несколько галлонов дождевой воды. И действительно, не стоило вырубать из уже сильно уменьшившейся льдины глыбы льда, до тех пор служившие для получения питьевой воды. Теперь приходилось беречь буквально каждую крупицу льда!
Часа в четыре солдат Келлет, у которого и прежде проявлялись признаки безумия, подошел к миссис Барнет и сказал ей спокойным тоном:
— Сударыня, я решил утопиться.
— Что вы, Келлет! — воскликнула путешественница.
— Повторяю, я решил утопиться, — настаивал солдат. — Я долго думал. Нам ни за что не выпутаться. И лучше уж я покончу с собой по собственной воле!
— Келлет, — сказала миссис Барнет, взяв солдата за руку и пристально посмотрев в его остекленевшие глаза, — Келлет, вы этого не сделаете!
— Непременно сделаю, сударыня. А так как вы всегда были добры ко всем нам, мне не хотелось умереть, не простившись с вами. Прощайте же!
И он направился к морю. Испуганная миссис Барнет схватила его за плечо. Джаспер Гобсон и сержант Лонг прибежали на ее крик. Они присоединились к ней, пытаясь помешать Келлету осуществить его намерение. Но несчастный, одержимый навязчивой идеей, лишь отрицательно качал головой.
Можно ли было заставить этого полупомешанного человека прислушаться к доводам рассудка? Нет! Между тем поступок безумца, бросающегося в море, мог оказаться заразительным! Кто знает, не последуют ли примеру Келлета и другие его товарищи, те, кто окончательно пал духом. Надо было любой ценой воспрепятствовать несчастному покончить с собой.
— Келлет, — с мягкой улыбкой обратилась к солдату миссис Барнет, — ведь вы искренне питаете ко мне добрые, дружеские чувства?
— Да, сударыня, — спокойно ответил Келлет.
— Так вот, Келлет, если хотите, умрем вместе… но только не сегодня.
— Сударыня!..
— Нет, нет, мой добрый Келлет, я еще не готова… лучше завтра… завтра, хорошо?
Солдат пристально посмотрел на бесстрашную женщину. Казалось, он мгновение колебался; он бросил свирепый, полный зависти взгляд на сверкающую гладь моря и, прикрыв рукой глаза, пробормотал:
— Завтра!
Произнеся это слово, он спокойно отошел и присоединился к своим товарищам.
— Бедняга! — прошептала миссис Барнет. — Я просила его дождаться завтрашнего дня, но кто знает, не будем ли мы все к тому времени поглощены пучиной!..
Между тем Джаспер Гобсон, не желавший сдаваться, спрашивал себя: не существует ли какого-либо средства приостановить таяние островка, чтобы сохранить его до той поры, когда люди окажутся в виду какой-нибудь земли?
Полина Барнет и Мэдж больше не разлучались ни на минуту. Калюмах, как верный пес, лежала возле своей покровительницы, стараясь согреть ее. Миссис Мак-Нап, завернувшись в несколько мехов, оставшихся от богатых запасов фактории, дремала, крепко прижав свое дитя к груди.
Остальные, растянувшись на земле, лежали так неподвижно, словно это были трупы, оставшиеся на палубе тонущего корабля. Ни малейший звук не нарушал этого жуткого спокойствия. Слышался лишь плеск волны, постепенно размывавшей льдину, да сухой треск отламывавшихся кусков, напоминавший о роковом уменьшении ее размеров.
Сержант Лонг иногда вставал и оглядывался вокруг. Обведя взором морской простор, он тотчас же вновь ложился на землю. На краю льдины неподвижно, точно огромный снежный ком, возвышался медведь.
На какой-нибудь час наступила темнота. В положении терпящих бедствие ничего не изменилось! Низкий утренний туман окрасился на востоке в светло-оранжевый цвет. В зените растаяло несколько облачков, и вскоре лучи солнца засверкали на поверхности моря.
Лейтенант Гобсон решил прежде всего обойти льдину. Ее периметр заметно сократился, но самое главное — она еще глубже погрузилась в море. Волны заливали большую часть ее. Только верхушка небольшого холма была для них еще недосягаема.
Сержант Лонг, со своей стороны, отметил происшедшие изменения. Таяние льдины зашло так далеко, что у него не оставалось ни малейшей надежды.
Миссис Барнет подошла к лейтенанту.
— Это произойдет сегодня? — спросила она.
— Да, сударыня, — ответил он, — и вы исполните обещание, которое дали Келлету!
— Мистер Гобсон, — торжественно обратилась к нему путешественница, — все ли мы сделали, что было в наших силах?
— Да, сударыня.
— Ну что ж, да свершится тогда воля божья!
Тем не менее днем была предпринята последняя отчаянная попытка. На море поднялся довольно свежий ветер; он дул в юго-восточном направлении, то есть именно в том направлении, где находились самые близкие из Алеутских островов. Но на каком они были расстоянии? Этого никто не знал, так как за отсутствием нужных приборов определить положение льдины не было возможности. Она не должна была уплыть далеко, разве что ее подхватило какое-либо течение; ветер же не мог ускорить ее движение: ему, так сказать, «не за что было ухватиться».
И все же ничего определенного нельзя было сказать. Что, если, допуская невозможное, льдина была ближе к земле, чем полагали несчастные путешественники? Что, если неизвестное течение отнесло ее к столь желанным Алеутским островам? Ветер дул теперь в направлении этих островов и мог бы быстро гнать льдину, если бы встретил на ней точки опоры. Быть может, льдине надо было продержаться на волнах всего несколько часов, быть может, через эти несколько часов показалась бы земля либо по крайней мере какое-нибудь каботажное или рыболовное судно, которое держится вблизи побережья.
Некая мысль, сначала смутно мелькнувшая в сознании лейтенанта Гобсона, постепенно приобрела удивительную четкость. Почему бы не поставить на льдине парус, как делают на обычном плоту? Это и в самом деле было осуществимо.
Джаспер Гобсон поделился своей мыслью c плотником.
— Вы правы, — отвечал Мак-Нап. — Поднять все паруса!
Этот проект, как мало шансов на успех он ни сулил, воодушевил несчастных людей. Да и могло ли быть иначе? Как было им не ухватиться за все, что давало надежду на спасение?
Все принялись за работу, даже Келлет, который пока еще не напоминал миссис Барнет о ее обещании.
Балку, некогда поддерживавшую кровлю флигеля, где жили солдаты, установили вертикально, глубоко врыли в песчаную почву холма и привязали веревками, заменявшими ванты и штаг. Из крепкой жерди соорудили рею, прикрепили к ней вместо парусов одеяла и покрывала, которыми раньше пользовались, и установили ее на верхушке мачты. Попутный ветер надул этот парус, или, вернее, целую систему должным образом прилаженных парусов, — и вскоре все почувствовали, что льдина начала быстро дрейфовать в юго-восточном направлении.
Это был подлинный успех! Павшие духом люди оживились. Их льдина больше не оставалась, на месте, она двигалась, и как ни медленно было это движение, оно пьянило их. Особенно был доволен достигнутым результатом плотник. Впрочем, все, точно добровольные наблюдатели, не отрывали глаз от горизонта, и, если бы им сказали, что они не увидят земли, они бы этому не поверили!
И тем не менее это было именно так.
Уже три часа льдина плыла по сравнительно спокойной глади моря. Ей не приходилось бороться против ветра и волн, наоборот — волны не только не противились ей, но сами несли ее вперед. И, однако, ее по-прежнему со всех сторон окружал пустынный горизонт, «а котором не видно было ни единого пятнышка. И все же несчастные продолжали надеяться.
Около трех часов пополудни лейтенант Гобсон отвел в сторону сержанта Лонга и сказал ему:
— Мы движемся в ущерб прочности и долговечности нашего островка.
— Что вы хотите этим сказать, лейтенант?
— Я хочу сказать, что вследствие трения о воду, которое возросло из-за быстрого движения, наша льдина катастрофически уменьшается. Она просто расползается на куски и с тех пор, как мы поставили парус, сократилась на треть.
— Вы в этом уверены?..
— Совершенно уверен, Лонг. Кажется, будто льдина удлиняется, а это она становится все уже и уже. Смотрите, море уже плещется в десяти футах от холма.
Лейтенант Гобсон был прав: именно это и происходило со льдиной, быстро увлекаемой вперед ветром.
— Сержант, — спросил Джаспер Гобсон, — не считаете ли вы, что нам следует приостановить дальнейшее движение?
— Я полагаю, — отвечал сержант Лонг, немного подумав, — я полагаю, что надо посовещаться с товарищами. Теперь все должны разделять ответственность за наши решения.
Лейтенант утвердительно кивнул головой. Они вернулись на холм, и Джаспер Гобсон объявил о сложившемся положении.
— Скорость движения, — сказал он, — быстро разрушает льдину. Это может приблизить на несколько часов неизбежную катастрофу. Решайте, друзья мои! Хотите ли вы продолжать наше движение вперед?
— Вперед!
Это слово слетело с уст всех этих несчастных.
Льдина продолжала плыть, хотя решение отчаявшихся людей могло иметь серьезнейшие последствия. В шесть часов вечера Мэдж поднялась и, указывая на юго-восток, воскликнула:
— Земля!
Все, словно под действием электрического тока, вскочили на ноги. На юго-востоке, милях в двенадцати от них, действительно показалась земля.
— Парус! Парус! — закричал лейтенант Гобсон.
Его поняли. Площадь паруса была увеличена. К веревкам прикрепили наподобие маленьких парусов одежду, меха — все, что могло дать опору ветру.
Скорость движения возросла, тем более что ветер все свежел. Но льдина таяла со всех сторон. Чувствовалось, как она сотрясается. Она грозила каждую секунду погрузиться в море.
Но об этом никто не думал. Все были полны надежды! Там — на континенте
— их ждало спасение. Люди простирали вперед руки, кричали! Они были точно в бреду!
В половине восьмого вечера льдина заметно приблизилась к берегу. Но она таяла прямо на глазах и все больше погружалась в воду. Теперь она почти уже не выступала над поверхностью, волны заливали ее и постепенно уносили обезумевших от ужаса животных. Каждое мгновение надо было опасаться, что льдина пойдет ко дну. Пришлось облегчить ее как тонущий корабль. Затем заботливо прикрыли землей и песком, еще остававшимися на ледяной поверхности, края льдины, чтобы предохранить их от прямого действия солнечных лучей. Разостлали также меха, которые, как известно, по природе своей плохо проводят тепло. Словом, эти энергичные люди употребили все средства, чтобы отдалить конечную катастрофу. Но принятых мер оказалось недостаточно. Внутри льдины слышался треск, а на ее поверхности появились трещины. Некоторые солдаты схватили доски и гребли ими, как веслами. Но вода уже проступала сквозь лед, а до берега оставалось еще не меньше четырех миль!
— Скорее сигнал, друзья! — воскликнул лейтенант Гобсон, действовавший в эти часы с необычайной энергией. — Быть может, его заметят!
Все, что могло еще гореть — две-три доски, балка, — была сложено в кучу, и вспыхнул костер! Яркое пламя поднялось над хрупким обломком острова Виктории.
Но льдина с каждым мигом таяла и все глубже погружалась в воду. Вскоре над поверхностью моря виднелся лишь невысокий холм. Там собрались все путешественники, охваченные смертельной тревогой, вокруг находились немногие животные, еще не ставшие добычей волн. Медведь громко рычал.
Вода неумолимо поднималась. Ничто не говорило о том, что терпящих бедствие заметили с берега. Без сомнения, меньше чем через четверть часа они пойдут ко дну!..
Но неужели не было способа продлить существование льдины? Еще три часа, каких-нибудь три часа, и они, пожалуй, достигли бы земли, от которой их отделяло всего три мили! Но что делать? Что предпринять?
— Ах! — воскликнул Джаспер Гобсон. — Если б найти какое-нибудь средство, чтобы помешать этой льдине растаять! Я отдал бы жизнь, лишь бы отыскать его! Да! Жизнь!
В это мгновение кто-то отрывисто произнес:
— Есть такое средство!
То говорил Томас Блэк! Да, это был астроном, давно уже, можно сказать, не раскрывавший, рта, астроном, которого его обреченные на смерть товарищи уже перестали считать живым существом! И он нарушил свое молчание, чтобы сказать: «Да, есть средство помешать льдине растаять! Да, есть еще средство спасти всех нас!»
Джаспер Гобсон бросился к Томасу Блэку. И он и другие зимовщики с волнением смотрели на астронома. Они решили, что ослышались.
— Какое же это средство? — спросил лейтенант Гобсон.
— К насосам, — вместо ответа проговорил Томас Блэк.
Не сошел ли астроном с ума? Не принимал ли он льдину за тонущий корабль, в трюм которого набралось футов на десять воды?
Между тем на льдине действительно еще оставались воздушные насосы и даже резервуар для воздуха, служивший в то время баком для пресной воды. Но что могли дать эти насосы? Как могли они укрепить грани льдины, таявшей со всех концов?
— Он помешался! — пробормотал сержант Лонг.
— К насосам! — повторил астроном. — Наполните резервуар воздухом!
— Сделаем так, как он говорит! — вскричала миссис Барнет.
Насосы присоединили к резервуару, крышку его плотно захлопнули и закрепили болтами. Насосы тотчас же заработали, и воздух, нагнетаемый с силой в несколько атмосфер, наполнил резервуар. Затем Томас Блэк, взяв в руки кожаный шланг, соединенный с резервуаром, отвернул кран, чтобы дать выход сжатому воздуху, и направил шланг на края льдины, туда, где под влиянием жары они особенно быстро таяли.
Результат, произведенный этим, поверг всех в изумление! Везде, куда попадал направляемый рукою астронома сжатый воздух, таяние прекращалось, трещины затягивались, лед снова замерзал!
— Ура! Ура! — закричали несчастные путешественники.
Работать у насосов было утомительно, но в охотниках недостатка не было. Люди сменяли друг друга. Грани льдины утолщались, как будто подвергаясь действию сильного мороза.
— Вы нас спасаете, мистер Блэк! — воскликнул Джаспер Гобсон.
— Что может быть проще! — коротко ответил астроном.
И в самом деле, ничего не могло быть проще! Вот что за физическое явление имело тогда место.
Новое замерзание льдины происходило по двум причинам: во-первых, потому, что под действием сжатого воздуха вода, улетучиваясь с поверхности льдины, создавала сильный холод; во-вторых, сжатый воздух, разрежаясь, поглощал с оттаявшей поверхности льда тепло. Всюду, где образовывалась трещина, холод, вызванный разрежением воздуха, скреплял ее разошедшиеся края, и благодаря этому льдина мало-помалу обретала прежнюю прочность.
Так продолжалось несколько часов. Несчастные путешественники, вновь загоревшись надеждой, неутомимо работали.
Земля приближалась.
Когда до берега осталось не больше четверти мили, медведь бросился в воду, вплавь добрался до суши и быстро исчез из виду.
Через несколько минут льдину выбросило на песчаную отмель. Еще остававшиеся на ней животные устремились в бегство. Люди сошли на берег и, упав на колени, возблагодарили небо за свое чудесное спасение.
| 
